В Театре им. Ленсовета готовятся к премьере спектакля «Бесы» по роману Федора Михайловича Достоевского. В год 200-летия великого писателя, в столь смутные времена, прочитать «Бесов» еще раз со сцены — решение не случайное. Приглашение в качестве режиссера Алексея Слюсарчука, только что вернувшегося в Петербург из Лондона после многолетней работы в проекте Ильи Хржановского «Дао», да еще имеющего за плечами опыт с философскими, экзистенциальными текстами Ницше, Джойса, Фриша, делает этот спектакль одним из самых ожидаемых событий текущего сезона. ТЕАТР+ встретился с Алексеем Слюсарчуком за месяц до премьеры, чтобы узнать, как проходит репетиционный процесс. А в итоге получился сложный разговор о Достоевском и об особенностях сценической интерпретации его текстов.
— Алексей, сейчас сразу в нескольких театрах Петербурга готовятся к выпуску спектакли по произведениям Достоевского. В чем причина? В нарастающей актуальности этих произведений для России или в чем-то
— Вообще для России эти произведения всегда актуальны. И дело тут не в актуальности, а в том, что Достоевский в некотором смысле, отчасти сформировал русское национальное сознание. Если бы не было Достоевского как писателя, мы бы жили сегодня в другом интеллектуальном и чувственном пространстве. Это факт. Он сформировал взгляды, не впрямую, не указывая на что-то, он сформировал проблематику русского сознания. Оторваться от Достоевского, забыть о нем невозможно. Поэтому это не актуализация, а то, что лежит в самом корне российского менталитета и будет лежать еще лет двести.
— Для меня как для зрителя сложно представить, как можно вместить весь объем смыслов романа в ограниченные рамки сценического действа.
— Для меня как для режиссера тоже сложно представить. Роман «Бесы»: эти отношения, эта лексика, тексты, ритмы, плотность языка, разреженность атмосферы — все, что мы можем обозначить в романе, активизирует, взрывает в моем сознании определенные центры — центры сознания себя и мира, сущего и бытия, времени и пространства. У Достоевского нет пространственной и линейной перспективы, к которой мы привыкли, это как картины Эшера. Роман «Бесы» — в некотором смысле сфера, в которой происходит процесс, подобный броуновскому движению частиц, и внутри этой сферы мы должны выстроить линию, потому что мы разворачиваем повествование в последовательности. Это какая-то линия, которая может сама себя пересекать, но эти частицы, люди, герои, точки отсчета, позиции, на которых сосредотачивается наше внимание, все время смещаются — как по ним линию выстроить — не знаю.
— Как репетировать без точной драматической линии?
—Это сложный вопрос. Адаптация литературы для сцены проблематична: вопрос не в том, как передать сюжет, а в том, как постоянно-ежесекундное существование развернуть в последовательности, в условной линейности. Когда все происходит, но нужно сохранить ощущение, что все уже произошло. Нельзя написать пьесу по роману. Роман не создан для постановки на сцене, если мы делаем из него последовательный набор диалогов, мы выплескиваем ребенка вместе с водой. Конечно, есть гениальные инсценировки Альбера Камю и Анджея Вайды, но они написаны как инсценировки, а это, на мой взгляд, не очень правильно по отношению к роману. Если иметь в виду наш первый тезис о том, что Достоевский определяет некую культурную парадигму русского сознания, то самое главное — понять, как это сознание работает в тени мыслей и идей этого писателя и сгенерировать акт работы этого сознания через предлагаемые обстоятельства. Вот что важно.
— Как проходит репетиционный процесс спектакля «Бесы»?
— Я склонен использовать оригинальную музыку и оригинальную драматургию, я хотел бы как режиссер отказаться от всех построений и приспособлений, которые приводят к прогнозируемому результату. Я буду убеждать актера не использовать те навыки, которые он использовал при построении другой роли. Начать двигаться от свободной точки. Они могут использовать свой профессиональный опыт, но не навыки. Я склонен доверять импровизации. Это требует долгого застольного периода и заставляет приспосабливаться к выдумываемым нами на ходу правилам игры. Это сложный процесс, и если бы не было такой благорасположенности труппы и администрации Театра им. Ленсовета, спектакль бы не получился. К моему удивлению, все хотят думать о театре, не о том, как произвести впечатление. Во время репетиций мы с артистами собираемся в комнате: мы, как и герои Достоевского, находимся в герметичном пространстве, мы не можем отсюда уйти на какое-то время, общаемся условно говоря языком того времени, из этого что-то вырабатывается, постепенно рождается спектакль.
— Как вы подбирали актерский состав спектакля?
— Я провел интервью с большим количеством артистов. Это не было кастингом, мы встречались на короткое время еще летом, беседовали о каких-то посторонних предметах, и у меня сложилось представление, ощущение каждого из них. Было важно харизматическое совпадение артиста и персонажа и моего собственного интереса в разговоре с этим человеком. И так постепенно возникла некая группа актеров, с которыми мне было бы интересно работать и которые предварительно попадали в распределение. И только на втором этапе я стал думать, какие персонажи и в каком объеме могут быть представлены в инсценировке, исходя из актеров. Потом, встретившись на репетиции, мы попробовали что-то читать и там, где я утверждался в этом совпадении самочувствия актера и сюжетной позиции персонажа, мы начинали раскручивать это как драматургию, то есть писать пьесу. У меня не было инсценировки, с которой я пришел, не было распределения принципиального для меня. Какие-то прикидки были, ведь я посмотрел спектакли Театра им. Ленсовета, но предощущения у меня не было. Сейчас есть уже распределение, есть понимание, какие сцены войдут в инсценировку, они более или менее написаны, в них может что-то подправляться, когда спектакль будет играться целиком, укорачиваться или удлиняться. С нами работает драматург, который занимается отчасти вот этим. Моя работа, моя зона ответственности — сделать так, чтобы актер был внутренне спокоен и адаптирован к персонажу, к его идеям, его качествам, его биографии. Это как раз и есть репетиционный процесс.
Беседовала Надежда Кокарева